Агентство Пинкертона [Сборник] - Лидия Гинзбург

— Миссис Элинор Моррис, — сообщает американский биограф Ната Пинкертона, — нашла некоторое утешение в сознании, что муж ее не остался неотомщенным. Два года спустя она стала женой адвоката, бывшего лучшим другом ее мужа.

— Это действительно, замечательный случай, — сказала дама, — но, мне кажется, я начинаю чувствовать усталость.

— О, сударыня, ваша впечатлительность подверглась тяжелому испытанию. Я прошу вас бросить прощальный взгляд только на филиал нашей исторической галереи. По распоряжению принципалов, эта стена увешана портретами преступников, закончивших свой жизненный путь при непосредственном участии мистера Ната Пинкертона. К услугам посетителей имеется небольшой справочник, в котором легко отыскать соответствующий случай. Например, № 8 — картина изображает арест пожилого негра с оскаленными зубами. «Нат Пинкертон, — замечает составитель справочника, — имя которого после ареста Тома Брауна — Черного дьявола — покрылось новой славой, получил от Эдвина Паркера, дочь которого скоро поправилась, как и от Вальтера фон Гольдена, крупный гонорар за блестящее ведение дела». Если память мне не изменяет, сударыня, то именно надевая наручники на Тома Брауна — Черного Дьявола, мистер Нат Пинкертон остроумно заметил:

«Сомневаюсь, чтобы на этот раз ты отделался только шестью годами тюрьмы. Мне кажется, тебе придется познакомиться поближе с великим современным изобретением в области электричества».

— А что означает картина, на которой мистер Нат Пинкертон в цилиндре держит за руку какого-то старика с револьвером?

— О, это известный случай, когда великий сыщик помешал фермеру пристрелить на месте грабителя. «— Не стреляйте, Брейтон, — закричал Нат Пинкертон. — Нет! Пускай он переживет сначала весь судебный процесс и натерпится настоящего предсмертного страха!» «После казни этого злоумышленника, — сообщает американский биограф, — Нат Пинкертон, вновь доказавший всю силу своего огромного таланта, за свои труды получил от страхового общества “Унион” необычайно высокое вознаграждение».

— Под №№ 15–16 вы видите сохранившиеся по счастливой случайности портреты двух негодяев, с которыми расправилась толпа. «Один момент, — читаем в справочнике, — и тела обоих отделились от земли; их крики перешли в сдавленное хрипение. Суд Линча сделал свое дело… На следующее утро весть об этом разнеслась по городу, и все испытали чувство полного удовлетворения.

Когда Пинкертон узнал об этом, он слегка кивнул головой, и он тоже не мог не признать, что такой суровый приговор народного суда был вполне заслужен преступниками.

«Покрытый новыми лаврами и заработав при этом хорошие деньги, — десять тысяч долларов были выплачены ему жителями Редстона, — великий сыщик вернулся в Нью-Йорк, куда телеграф уже принес известие о его новых подвигах в Редстоне». Сударыня, это едва ли не единственный случай, когда мистер Пинкертон изменил врожденному чувству законности, — и то, как видите, под влиянием благородного порыва.

Между двумя шкафами возник бесшумный клерк на резиновых подошвах.

— Сударыня, мистер Бангс у себя в кабинете. Я вручил ему вашу карточку.

Дама вскрикнула и вонзилась в его рукав.

— Скорей, скорей… Прошу вас, ведите меня скорей! — Она кивнула Сайласу, исчезая.

Крейн повернулся спиной к филиалу галереи преступников. На противоположной стене с краю висел портрет в темной раме. Небольшое квадратное полотно заполнили голова и грузные плечи пожилого американца. Большие очки, твердый выпуклый лоб с жесткими бровями и необыкновенно густые усы. Усы начинались под коротким крепким носом и почти закрывали рот.

— Кто это? — вдруг спросил Крейн.

— Это Мак-Парланд. Вы ничего не слыхали о Мак-Парланде?

— Нет.

— Ни о деле «Молли Магьюр»?

— Нет, ничего.

— А!.. Мак-Парланд был любимым учеником Ната Пинкертона.

— А Молли Магьюр?

— А «Молли»… это было тайное общество.

Даниэль Сайлас взглянул на часы и покачал головой.

— Эта поразительная история, мистер Крейн, совершенно неверно изложена английским писателем Конан-Дойл ем в романе «Долина страха». Книга имеется в нашей библиотеке. Мак-Парланд выведен там под именем Мака-Мурдо.

Сайлас опять покачал головой.

— Мне кажется, коллега, вы можете считать законченным ваш первый служебный день.

На стене перед Крейном неподвижно висели большие бритые щеки, тупой энергичный нос и необыкновенные усы любимого ученика Ната Пинкертона.

— Мистер Мак-Парланд еще жив?

— Разумеется, — кивнул Сайлас. — Он не только жив; он очень и очень значительное лицо в нашем агентстве.

Сайлас еще раз кивнул и скрылся за боковой колонной. Крейн раскрыл справочник; № 22 — портрет Мак-Дар-ланда. Справка оказалась краткой:

«Мак-Дарланд Джемс. Родился в 1847 году. В 1872 году вступил в “Национальное сыскное агентство Пинкертона”. В 1873 году был командирован принципалом в Пенсильванию, терроризованную преступной шайкой, известной под именем “Молли Магьюр”. В 1876 году блистательно закончил разоблачение шайки, над которым работал в течение трех лет, ежеминутно подвергаясь смертельной опасности… Дело “Молли” широко обсуждалось прессой и стяжало громкую известность как агентству, так и мистеру Мак-Дарланду. В настоящее время занимает должность заведующего областной конторой агентства в городе Денвере штата Колорадо».

На этой справке, к сожалению, столь бедной подробностями, закончился первый служебный день Крейна, целиком посвященный приобщению к рыцарскому духу организации.

ГЛАВА IV. ПРЕТЕНЗИЯ КРЕЙНА

«Декларация индустриалистов». — Разговор с ближайшим начальником — Поручение.

«Рабочий класс и класс эксплуататоров ничего общего между собой не имеют. Ни о каком мире не может быть речи, пока голод и нищета являются уделом миллионов, а кучка, составляющая класс эксплуататоров, пользуется всеми благами жизни».

«Декларация индустриалистов», принятая Первым конгрессом индустриальных союзов, была напечатана в «Голосе рудокопа» — органе Западной федерации рудокопов. Рудокопы и металлисты, железнодорожники и текстильщики, волнуясь и сжимая кулаки, читали эту газету.

Как ни странно, но ее читал также и мистер Джиль. Мистер Джиль, помощник главноуправляющего Чикагской областной конторой, в своем маленьком кабинете, соединенном специальным телефоном с кабинетом мистера Бангса, в девятом часу утра (рабочий день мистера Джиля начинался ровно в восемь) читал «Голос рудокопа». Консервативно-республиканская «Трибуна Чикаго», умеренно-республиканские «Рекорд-Герольд» и «Дейли ньюс», даже радикально-республиканский «За океаном» — любое из этих изданий больше подошло бы к служебному положению, к возрасту, наконец, к комплекции Мистера Джиля. Но он читал не «Трибуну», не «Герольда», не «За океаном», — он читал «Голос рудокопа» и, по-видимому, очень внимательно. По крайней мере, после первого абзаца мистер Джиль вздохнул и своим толстым красным карандашом подчеркнул слова: «Ни о каком мире не может быть речи».

«Подготовка квалифицированного рабочего упраздняется механическим прогрессом усовершенствованных машин; вот почему современный капиталист пользуется рабочим лишь до тех пор, пока его мышцы и нервы не износились. Рабочий подвергается более тщательному физическому и умственному испытанию, чем это было во времена рабства, когда невольников продавали с аукциона. Как только рабочий перестает производить максимум прибыли, его выбрасывают за борт подобно устаревшей машине. Линия жизни начерчена, предельный возраст установлен; перешагнуть эту границу обозначает — в этом мире монополий — присуждение к индустриальной смерти.

Текстильщики Лоуэлля, Филадельфии и Фол-Ривера; мясники Чикаго, ослабленные разлагающим влиянием цеховой раздробленности; портные Санта-Фе, не поддержанные своими товарищами; многострадальные рудокопы Колорадо — все это свидетельствует о беспомощности и бессилии труда, организованного на ложных началах.

Американская федерация труда, лучший цветок цехового юнионизма, не является ни американской, ни федерацией вообще, ни федерацией труда в частности. Она приспособлена лишь к условиям, существовавшим в Америке шестьдесят лет назад. Она разделена на сто шестнадцать отдельных секций. Она пренебрегает рабочими цветных рас и отделяет “аристократов труда” от неквалифицированного пролетариата. Ее члены вступают в милицию, чтобы стрелять в других организованных рабочих во время стачки. Ее лжевожди сотрудничают с предпринимателями в Национальной федерации граждан, где изыскиваются средства увековечить капитализм.

Эта устарелая и гнилая система не обещает никаких улучшений. Ни один луч не светит сквозь тучи отчаяния, надвигающегося на трудовой мир».